«Рэй». Любить землю, любить людей …

Любить землю, любить людей …

Его художественный почерк невозможно спутать ни с кем другим. Казалось бы, что можно еще придумать в таком традиционном жанре, как пейзаж? После Шишкина, Айвазовского, Маковского, Саврасова, Цвирко… Но он придумал! Все, что бы он ни написал: деревья, реки, хижины, отдельные люди, как правило, местечковцы или сельчане, — имеют метку вечности. И у этой вечности его не спутаешь ни с кем и ни с чем. Знакомьтесь: Кастусь Качан.

Его персональная выставка, которая представлена сегодня в Художественной галерее Михаила Савицкого, имеет красноречивое название «Провинция». Концепция провинции в Год малой родины заставляет нас вдуматься в это слово и его значение. Что такое провинция? Новогрудчина (родина художника), Заславль, Воложин, Ивье, Раков, Любча, Свержень (городки, которые он любит рисовать)? Или, может быть, вся Беларусь на карте мира — провинция? А, может быть, провинция — это наше сердце в сердце Вселенной? А мы об этом даже и не догадываемся…

Кто его знает. Но для нас, кто родился и вырос в деревнях или чьи отцы и деды там родились и выросли, слово «провинция» не имеет отрицательного значения. Мы все — в хорошем смысле провинция в нашей человеческой Галактике. Со своей извечной столицей — сердцем.

Перед интервью с Кастусём Качаном не лишним будет упомянуть, что его произведения находятся в фондах Национального музея Республики Беларусь, Национального центра современных искусств, Могилевского областного художественного музея имени П.Масленикова, Гродненского государственного историко-археологического музея, Дома-музея Адама Мицкевича в Новогрудке, Белорусского государственного музея архитектуры и быта, Национального Полоцкого историко-культурного музея-заповедника, а также в фондах Белорусского союза художников, Министерство культуры Российской Федерации, в частных коллекциях Беларуси, Бельгии, Великобритании, Германии, США, Израиля, Литвы, Южной Кореи, Польши, России, Турции, Украины. Такая вот получается провинция…

— Константин, с вашей интернет-биографии известно, что вы закончили физический факультет БГУ, а потом посещали в качестве свободного слушателя Белорусский театрально-художественный институт — нынешнюю академию искусства. Как можете объяснить эти метаморфозы в вашей жизни?

— Да что тут объяснять … Где-то на втором курсе физфака я понял, что я не физик. В это же время во мне окончательно проснулся художник. В свободное от занятий время ходил в студию, мечтал быть студентом театрально-художественного. Но где ты бросишь физфак, когда все вокруг говорят о физиках и лириках? К тому же моя мать так хотела видеть во мне физика. Отучился 5 лет на физика и уже думал поступать в театрально-художественный, а тут новая незадача — пришел на кафедру живописи, а там сказали, что не имеют права принимать мои документы: после учебы в БГУ мне нужно отработать 3 года по распределению и только в Министерстве просвещения могут дать разрешение на то, чтобы обойти распределение.

— Надлом души?

— Я настойчивый. У меня по жизни принцип — если не пускают в дверь, надо лезть через окно. Вот я и пошел в Министерство просвещения. Там какой-то чиновник такую ​​отповедь мне дал: «Да иди ты, работай! На тебя государство деньги потратило, чтобы ты был учителем!» И я пошел работать учителем физики в одну из минских школ. А параллельно преподавал изобразительное искусство. Проработал год. Директриса в конце говорит: «Я понимаю, что вы не в своей тарелке. Я поговорю с заведующим районного исполнительного комитета». Потом и я с ним пообщался. Тот послушал меня и говорит: «Художник то художник. Рисуй!» Но все равно надо было ждать еще 2 года, чтобы иметь право подать документы в театрально-художественный. И я не ожидал. Познакомился с преподавателями, студентами. Стал посещать занятия неформальном образом. Стал жить искусством. А потом еще и с мастерской повезло. Дали классическую комнатку… (Улыбается. — М.Ч.)

— Классическую?

— Да. В новых домах на первом этаже отводился специальная комната для детских колясок. Но она была пуста. И мне разрешили там жить и работать. Так и жил-работал 2 года, посещая вольнослушателем театрально-художественный. Уже и выставляться начал вместе со знаменитыми художниками. А как прошли те два года, подумал про себя: «А чего мне поступать, когда я уже участвую в выставках, когда я уже программу учебную знаю?» То, что я не имею диплома, не значит, что я необразованный.

— Были ли для вас мучительными поиски своей манеры в живописи? В частности, поиски своего пейзажа и натюрморта?

— Никаких мучений не было. Пейзаж был заложен в моих генах. С детства… С тех лет, как я начал воспринимать этот мир. Я его хорошо почувствовал с детства. Это был код, определенный на всю жизнь вперед.

— Родиться писателем. Родиться музыкантом. Родиться художником. Вы верите в эти фразы?

— Да, про себя я точно знаю, что родился художником. Моя жизнь этому подтверждение. Другое дело, чтобы быть художником, нужно быть смелым. Может, смелости мне иногда не хватало. Но есть в жизни какие-то знаковые моменты, которые добавляют этой самой смелости. Сидим однажды на лекции. Смотрю: мой однокурсник читает какую-то книгу. Вижу: прочитал. И обложка: «Жажда жизни». Ирвинг Стоун. Я ему говорю: «Дай почитать». Он дал. И я взахлеб ее прочитал. Это биографический роман о Ван Гоге. Что-то сдвинулось в моей душе. Все переменилось. Я стал другим человеком. У меня появилась уверенность в этой жизни. А еще — чуткость. Чуткость к самой жизни.

— Искусствовед куратор вашей выставки Людмила Селитская говорит о влиянии русского реализма на ваш стиль письма…

— Я не совсем согласен с ней. Конечно, я люблю Левитана. Но гением я считаю Брейгеля. И нашего Рущица. Фердинанд — это образец отношения к искусству, образец любви художника к родной земле.

— Ваше становление как художника выпало на то время, когда моду в искусстве решали разные стили: у нас — суровый реализм а-ля Михаил Савицкий и Май Данциг, в США — поп-арт а-ля Энди Уорхол. Не хотелось подражать?

— Нет. Я сторонник классики. Для меня самым первым появляется не стиль, а содержание. У художников всегда есть спорный момент: «Что важнее: ЧТО рисуешь или КАК рисуешь?» Я считаю, что главное — не КАК, а ЧТО. Наиболее важно то, чем наполнен художник. То, что он несет своим зрителям.

— Кастусь, не могу не спросить о вашем новогрудском моменте. Знаю, что в центре Новогрудка есть ваша именная художественная галерея, а рядом — здание середины XIX века. Расскажите, пожалуйста, об этой истории.

— История такая. Этот старый дом был в аварийном состоянии. Я наивно думал, что отремонтирую. Но это памятник архитектуры. Под контролем Министерства культуры, Департамента по охране историко-культурного наследия и реставрации … Там определялись в течение 3 лет, что с ним делать: его разобрать и по-новому составить, или сохранить идентичность. В определенное время я почувствовал, что можно просто не успеть хоть что-нибудь сделать, и выкупил территорию вместе с тем старым зданием. Строительство происходит в две очереди: строилось новое здание — художественная галерея — и реконструировалось старое. Четыре года мы строили новое здание. На открытии присутствовали тогдашний премьер Михаил Мясникович, тогдашний министр культуры Борис Светлов, гендиректор Национального художественного музея Владимир Прокопцов, председатель Союза художников Беларуси Григорий Ситница и другие уважаемые лица.

— Так а со старым зданием что?

— Реконструкция. К сожалению, не хватает денег. Но каждый год я что-то делаю. Внешне все уже сделано — кирпич в кирпич. Это здание хвалят как образец реконструкции.

— Какова будет функция этого здания, когда его доделают внутри?

— Я думаю сделать там что-то вроде музея — украсить интерьер в стиле XIX века. Это будет иллюстрация шляхетского быта белорусов. Я уже очень увлекся старинной мебелью, приобрел много чего интересного…

— Кастусь, вернемся теперь к разговору о вашей выставке. Вы назвали её «Провинции». Достаточно провокационное название. Ирония, декламация, протест, мол, провинция может быть даже более профессиональной за столицу… Какое содержание прежде всего Вы сами вложили в название?

— Все, что вы назвали, подходит. Это и ирония, и декламация, и протест, и … провинция. Я люблю путешествовать по родной Беларуси, особенно по западной. И как однажды открыл для себя этот белорусский мир, так и продолжаю его открывать до сих пор. Я родился на хуторе рядом с деревней Лавришево. А Лавришево — деревня, известная в первую очередь своим православным монастырём. Как вы думаете, почему она называется Лавришево? Название происходит от слова «лавра». А что такое лавра? Это как минимум три церкви. А знаете, кто основал этот монастырь? Наш великий князь Войшелк, сын Миндовга. Он был монахом. Когда отца убили, он монашескую рясу поменял на кольчугу.

— А вы смогли бы так?

— Я провинциал (Улыбается. — М.Ч.), хотя и живу уже 48 лет в Минске и моя мастерская находится в самом центре столицы. На проспекте Независимости.

— Тогда и вопрос к вам как к провинциала. Вы рады тому факту, что 2018 год объявлен Годом малой родины? Каковы ваши ожидания?

— Конечно же, рад. Замечательно, что подняли этот вопрос! Хотя с большим-большим опозданием. Меня волнует сегодня одно — чтобы не прошел этот год мимо и чтобы всё на этих разговорах о малой родине не закончилась… Чтобы, по-русски говоря, «не заболтали» этот Год малой родины.

— Думаю, что вы очень любите Новогрудок…

— Я люблю этот город, так как в нем сохранилась аура нашей белорусской старины. Хотя половину зданий во время войны немцы разбомбили… Зачем фашистам нужно было бомбить древний город? Войсковая часть стояла не в самом городе, а рядом. На месте разбомбленных в годы войны домов — сегодня фундаменты. Слава богу, на них не построили ничего, как в других городах. Никаких там хрущевок и другого. И поэтому Новогрудок еще можно отстроить. Не знаю, дождусь я этого времени или нет. Вряд ли. Хотя … В 2013 году на самом высоком государственном уровне возникла мысль, чтобы сделать Новогрудок городом-музеем. И тогда уже обсуждался конкретный план по восстановлению его подобно тому, как восстанавливались города в Европе. Что интересно, европейские города вроде Варшавы восстанавливались очень быстро. Просто объявлялся тендер: вот вам уцелевшие фундаменты, стройте, пожалуйста, но чтобы было все так, как когда-то, до разрушения. Был жесткий контроль со стороны государства. Частники подчинялись. И вы сегодня можете видеть, как выглядят европейские города. У Новогрудка тоже был шанс стать таким европейским городом. Там есть много богатых людей, которые строили в свое время большие магазины на окраине города. И они могли бы построить что-то в историческом центре. Я думаю, что был бы даже большой конкурс на эти фундаменты. Но, как помним, в 2013 году случился кризис — и все планы так и остались на бумаге. Жаль. Очень жаль. Один бы Новогрудский дворец Радивилов чего мог бы стоять! Столько фотоматериалов осталось! Можно было бы элементарно сделать проект.

— Одну из башен Новогрудского замка все-таки успели восстановить. Вас устраивает эта работа?

— Ой, лучше бы вы не спрашивали … Я, например, когда строил свой дом, заказывал бельгийский кирпич — с видом аутентичности, с формовкой, словно с XIX века. А здесь не могли купить …

— Кастусь, чтобы не завершать нашу беседу на такой грустной ноте, вспомните, пожалуйста, какую-нибудь веселую историю из своей жизни.

— Была вот такая. Я говорил, что уже на втором курсе физфака почувствовал, что я не физик, а художник. Мог бы тогда и бросить физический факультет, но мне было очень жаль родителей, особенно маму, для которой само слово «физик» звучало магически и которая очень радовалась, что ее сын будет физиком. Помню, мама уже тоже поняла, что я не физик, а художник. Я уже закончил учебу в БГУ, стою в сарае, делаю подрамники, а мама подходит и говорит: «Ой, сынок, может, уже директором школы был бы, а ты все свои подрамники натягиваешь…» Она действительно считала, что ничего хорошего не выйдет у меня с моим искусством. Но прошло несколько лет, я начал выставляться, в том числе на всесоюзных выставках в Москве, мои картины люди начали покупать, мне начали завидовать сверстники, мол, еще тот физик, а уже вошел в обойму успешных молодых художников Советского Союза… И приезжаю я однажды к матери, даю ей деньги и говорю: «Вот, мама, это я получил за свою картину». А она так ехидно мне говорит: «Во! Павязло червю на веку!» Я тогда только улыбнулся, а потом вернулся в Минск, рассказал знакомым художникам об этом случае. И сегодня это уже крылатая фраза в нашем художественной среде. Если кому-то посчастливится, остальные с доброй улыбкой говорят: «Павязло червю на веку!»

— А если серьезно, что нужно художнику, чтобы чувствовать себя счастливым?

— Думаю, что не только художнику, но и любому человеку нужно прежде всего любить свою землю. Любить людей, живущих на этой земле. Относиться к ним с добротой, состраданием, уважением. Это вечные человеческие ценности, к которым и добавить нечего.

— Большое спасибо за беседу.

Николай Чемерицы. Фото автора
Издание «Рэй»